lada_dol | HAPPY BIRTHDAY TO YOU !!!

его стихи – одно из самых важных событий, которые со мной случались. сказать «которое не забудется» – не то. правильно будет – которое никогда не проходит. когда счастливо непроходимо и когда печально мне по самое не хочу – читаю, и всё встаёт на свои места ~~мимо, как положено~~: теряет своё насиженное-намоленное-просроченное по определению место и начинает двигаться. в глубину, да – дайвер я, у меня и справка есть-) но это тот самый редкий и счастливый случай, когда движение слова = движению сути да и по сути. классификация физик/лирик не работает, потому что мысль пульсирует – не отверишься, но болит так, что вообще не до размышлений. это живое – не оттого, что кричит и елозит, а от того, что дышит – сфокусированно собирая разбитый ~~заблаговременно~~ калейдоскоп, поименно сверяя и цвета, и трещины, и сколы. получается, ещё как-)

он говорит: «я не паэт» – и это правда. захватанное, но не слэмленное-) слово здесь не годится. он говорит: «бурелом изрядно спас текст» - и это тоже вполне может оказаться правдой: «текст» - ведь так «простостихов» не пишут, по идее-то, разве что переводят с до-человечьего, шаманят, самозабвенно игнорируя и обра(з)тный перевод, и корректора-)

сегодня день рождения у самого нереального из любимых мною авторов и я знаю, что ему не нужны мои краденые «будь и пиши» – он будет, у него выхода нет, потому как и входа ~~натоптанного~~ сроду не было. сам, один, по тому самому бурелому. и даже если у него не окажется попутчиков вообще, он не перестанет. потому что это – больше некому, а надо.

[расступайся же морем - на дне у тебя города] С Днём Рождения тебя, Серёжа!!.. :)

кто не читал еще [брезжит странствие] – завидую: Сергей Чернышев аkа sergio_che

повязка

В оглохшей воде остывает небо, края разбиты
камышами и ряской, где беззвучно всплывают звезды,
шевеля плавниками - их безгубые, острые рты раскрыты
то ли голодом то ли донным ужасом семихвостым.

Ты не сможешь опять войти в эти лгущие воды, браза,
раз не вышел тогда, превратился в рисунок светом,
в узелок с изнанки пейзажа - повязки на оба глаза,
за которой - райское облако, или союз советский,

или чулан с пауками от достоевского, неизвестность:
этот день не наступит, этот день не пройдет, смотри -
рыбы выстроились в созвездие, прямо над нашей местностью.
Гераклитовы реки звенят внутри.

скотома

космонавт анастасий выходит в открытую смерть.
позывной, колдовские одежды, зеркальная маска -
удержаться бы в теле, ведь тело и есть этот свет,
а тот свет - это все остальное. попавшему в сказку

брезжит странствие: вишь, дурачок, за околицей тьма,
а точнее скотома - за ней самоцветные птицы,
леденцовое, мятное небо - пусть облако-мать
проплывет сквозь тебя белой речью, которая снится

слепоту напролет: то рождение, то рождество,
за околицей тьма (или свет, или некуда деться) -
солнце входит в окно и лежит как поваленный ствол
в млечном водухе детской

механика

тихая поступь песка, города из стекла и дыма,
где роятся незрячие голоса, где отовсюду ветер.
небеса как слюда, за которой феб керосиновый,
тарахтенье, одышка поршней, осей фальцеты.

то прецессия, то нутация, то биение, то тряхнет
землю так, что люд осыпается в небы голодные,
в шестерни их и музыки, в океаны огней и вод,
в их зверинцы горячечные, звездные хороводы.

заслони нас пыль, раскаленное облако или снег,
дождь из рыб или радуга из окалины и железа,
от базедовой тьмы материнской, от света на самом дне
нескончаемой жизни - единственной, бесполезной...

клетка для светляков

quo, сцуко, vadis. этого места уже нет вообще.
что-то сдвинулось, выцвело в перечни, в незнакомое.
видишь, и лифт вдруг встает на несуществующем этаже -
есть у тебя, что выдохнуть? думка, светящееся насекомое?

тростниковое небо крутится, потрескивает на ветру -
клетка для светляков, голова поминальной куклы,
бредущей по скудной пустыне облака, клубящейся тьме, и вдруг
больше не отличимой между другими огнями круглыми.

репейник для ребера

облако ли проплывает типа облаком надо мной,
пестрорядная речь, письма доброму никому.
мышь летит в своей славе над тихо-зеленым дном
нитями песен разбойничьих вышивая тьму.

повиси вверх ногами, дождись с чем вернется звук:
княженикой звезд, лукошком парчовых птиц,
холодцом рыбьих далей - морем, сверкающую листву
безымянных своих селедок поназвавшим уже почти.

заплутавшая речь с залежалым письмом в зубах
все бредет откуда-то, бредит, оглядывается, скользя
по мосту из серебряных спин... а откроешь письмо, и ах -
прочитать нельзя.

веревочный дом

ничего не сбывается. обещанья плывут по ветру
золотою колкою канителью, серебряной фальбалой,
оступаясь в воздухе, выгорая в недобром свете,
ловчей сетью, слюной арахны, с жужжащею головой

идущей от кокона к кокону, от глупца к слепцу,
многорукая дева голодных сумерек, дрожь и шепот,
и слова то зовут за облако, то растекаются по лицу
уже почти человечьему, с глазами такими топкими,

что даже взгляд ее и тот уже пожирает заживо,
а поцелуй вырывает из тела и превращает в пульс
заполошных сердец ее, где свет через восемь скважин,
в тень, текущую в лимфу ее слепую.

водолазные работы

отнеси мою голову - быстро мутнеющий шар -
на потерянный снег, под раскрытые заживо неба;
там, куда ты меня вспоминаешь, все также лежат
безглагольные земли, горящие камни свирепые.

расступайся же морем - на дне у тебя города,
сослагательный гул, облака позабытого света
где мы все еще живы, и, видимо, будем всегда,
как всегда-будет-солнце и прочее ветхозаветное.

эта скудная дельта двух кадров, на каплю - но вот
море снова смыкается, рыбы выходят на сушу,
( кто ты, глянь в аусвайсе, поскольку не наоборот)
снова дышим рот-в-рот под обугленным небом разрушенным.

короткометражка

шахтный обходчик глядит в земляное небо -
где-то там жизнь, люди падают вверх и тонут
в синеве, а не в глине. а здесь все в опорах, скрепах,
канарееечной жути, сочащемся флогистоне.

словно эти шаги, эти трюмные воды, уголь,
темно-синяя глина неба с горячей алмазной крошкой -
все лишь сон железного солнца, рокочущего из глуби.
песни рыб в магматическом море под тонкой кожей.

заведу-ка себе тебя, прозорливую ртуть лесную.
скажешь кто под землей, кто за облаком - нет, не скажешь.
знаешь, спящий проснется, услыхав свое имя всуе -
и куда ж нам потом, снам его короткометражным...

сорочья пряжа

очевидно больному нужен не врач, а другой больной.
ешь правду, паси каюк, обводи себя протоплазмой,
но ум как старая лошадь - идет когда слышит но,
незряче, не просыпаясь, сквозь сны свои непролазные:

вот татарский бифштекс новостей, вот живая тьма
течет по дымящимся улицам, а мы на случайных снимках
выходим как есть - красноглазые, смазанные, словно снясь -
снимаясь во сне - настырном, впивающимся повиликой.

все как-будто на каменном облаке дышит туманом сад
и бродячее белое дерево-дух посередине неба
осыпается нами, бормочущей пылью, слюдяною тоской цикад,
а ученые грамоте мыши и белки записывают все это.